— Один раз мне пришлось вставлять его, — заявила Шерил.

Тони понял, что пора уходить. Погребальные рассказы Шерил обычно оказывались классными хохмами, но сейчас он почему-то был не в настроении шутить над мертвыми.

Парень остановился на пороге, обернулся и в последний раз пересчитал всех по головам. Статисты разбились на две группы. В одной оказались те, которые изображали гостей вечеринки, в другой — те, что будут играть слуг, разносящих еду. Подсчитывать их так было легче.

«Двадцать пять, но только двадцать четыре подписи».

Второй подсчет дал правильное число голов, а третий подтвердил результаты второго.

В первый раз Тони, должно быть, обсчитался. Было непросто отличить одного человека от другого в тесной толпе «гостей», собравшихся вокруг центрального вазона.

Фостер уже собрался было повернуться, но остановился, прищурился и всмотрелся в дальний конец оранжереи. Он заметил там какое-то неясное движение. Парню померещилось, что тяпка, стоявшая на сломанной ручке, помахала ему маленькими пальцами-зубьями. Вот только ее нигде не было видно.

Тони гадал, что же такое он мог видеть, и был ошарашен внезапным озарением. Если тяпка отсутствовала, значит, кто-то ее взял.

«Отлично. У нас тут опять завелся охотник за сувенирами!»

Время от времени среди статистов появлялся актер, желавший заполучить какую-нибудь мелочь на память о работе. Когда на съемочной площадке оказывался подобный тип, маленькие предметы, которые легко было унести, начинали пропадать.

Во время съемок седьмой серии исчезла чернильница со стола Раймонда Дарка.

Чи-Би высказал все, что думал об этом случае: «Больше никто из этой группы не станет здесь работать, пока я не получу обратно свою собственность!»

После этого были возвращены четыре чернильницы.

К сожалению, почти все маленькие предметы, которые легко можно было унести, на нынешнем месте съемок принадлежали владельцам Каулфилд-хауса, а не «Чи-Би продакшнс». Скорее всего, если что-нибудь пропадет, то члены съемочной группы не сразу это заметят.

«Лучше поставить в известность Кейшу», — решил Фостер.

Проходя через кухню, Тони схватил булочку с корицей, забросил лист с подписями в офис режиссера и отправился в гостиную.

В первоначальном варианте сценария упоминался бал. Именно из-за наличия танцевального зала Чи-Би так ухватился за этот дом.

Но проблема была в том, что помещение оказалось слишком большим. Чтобы заполнить его людьми, пусть даже с учетом современных профессиональных ухищрений, потребовалось бы сильно выйти за рамки бюджета. На подходе была двадцать вторая серия с воющей толпой крестьян с факелами и вилами. Поэтому бал превратился в более скромное сборище, и местом действия стала гостиная.

Один конец комнаты занимал огромный каменный камин с панелями из дугласовой пихты. Над ним в камень было вставлено массивное зеркало в позолоченной раме. В наружной стене сияли шесть высоких окон с разноцветными стеклами. В противоположную были встроены застекленные книжные шкафы. Шторы цвета бургундского вина с тяжелыми золотыми кистями и завязками были под стать обивке мебели. Казалось, комнаты за сто лет почти не коснулись переделки и ремонты.

Посреди этой сдержанной роскоши стояли Питер, оператор Сордж, главный осветитель, бригадир рабочих-постановщиков и Кейша, художник-декоратор. Все они смотрели вверх.

— Потолок достаточно высокий. Мы сможем снимать из-под него, — заметил Питер, когда Тони присоединился к группе.

— Опустим камеры пониже, — согласился Сордж. — Тогда во всех кадрах будут люди.

Не сводя глаз с потолка, главный осветитель нахмурился и предложил:

— Будет лучше поместить под каждой камерой диффузный экран.

— Это не помешает, — разрешил бригадир.

Кейша уклончиво и как-то сомнительно хмыкнула, поэтому Тони тоже посмотрел вверх:

— Срань господня!

Там висели три самых отвратительных канделябра, которые Фостер когда-либо видел. Вообще-то он даже сомневался в том, что эти штуковины можно назвать канделябрами, хотя на них болтались подвески, сделанные неизвестно из чего. Что-то в них напоминало «На усмотрение бобра» [10] — тот же дух пятидесятых годов, под влиянием которого был сделан косметический ремонт в главных апартаментах, в том числе и в ванной комнате, входящей в эти апартаменты.

Что-то.

Раскачивалось.

Вперед.

Назад.

Едва различимое.

— Думаю, мистер Фостер кратко изложил суть ситуации. — Питер вздохнул, а Тони опустил глаза, потому что все четверо смотрели на него. — Ты искал кого-то из нас?

— Э-э… да. В основном Кейшу, но, наверное, вы все должны об этом узнать. У нас появился охотник за сувенирами. Из оранжереи уже пропало кое-какое барахло.

— Что именно?

— Сломанная садовая тяпка.

— Барахло, — согласилась Кейша. — Но не наше. Хорошо, я позабочусь о том, чтобы Крис смотрел в оба. Мы дважды все пересчитаем, когда свернемся. Кто-то должен сфотографировать все, что лежит в этих шкафах.

— Тони!..

«Да, так и знал. Обычно „кто-то“ — это я».

— Возьми цифровой фотоаппарат Тины и сделай снимки, пока мы заканчиваем приготовления, — продолжал Питер. — Все мы знаем, как Чи-Би любит оплачивать неожиданные счета.

Под книги был отведен только центральный шкаф. Остальные оказались слишком мелкими для них. Там красовались чашки и блюдца, грязные вазы из китайского фарфора с цветочным узором и маленькие пластиковые игрушки из «киндер-сюрпризов». Тони заподозрил, что буйвол, собранный из трех частей, и работающая желтовато-зеленая мельница прибавились к коллекции в последнюю очередь. За буйволом он обнаружил пожелтевшую карточку, окрасившуюся в тот же цвет, что и полка, благодаря толстому слою пыли.

Теоретически ему не полагалось ничего трогать.

Тони перевернул карточку. Текст, написанный на ней от руки, все еще был черным и разборчивым: «Палец францисканского монаха, убитого папской инквизицией в 1651 году. Приобретен 17 августа 1887 года».

Пальца нигде не было видно, но на соседней полке Фостер нашел полдюжины крошечных фигурок из китайского фарфора. Раньше их вкладывали в упаковки с чаем. Такие сувениры были непременным товаром в любой, даже самой захудалой антикварной лавчонке страны.

Едва Тони закончил съемки, как рация воткнула ему в ухо статический разряд, ударивший не хуже гвоздя:

«Адам, это Бренда. Ли и Мэй-ш-ш-сон в гардеробной».

— Вас понял. Эверетт на…

Последнее слово затерялось в еще одном взрыве статики и довольно-таки впечатляющих ругательствах, донесшихся с другого конца комнаты.

— Тони!

Фостер закрыл шкаф и повернулся к первому ассистенту режиссера.

— Отправь Эверетта в трейлер и начинай загонять сюда статистов.

— Ну почему обязательно нужны статисты? — пробормотал Питер, пока Тони возвращал Тине ее цифровик. — Я слышал, Зал президентов [11] закрыт на реставрацию. Почему бы нам не позаимствовать их роботов? Можно нацепить на них фраки, сунуть в руки бокалы с мартини. Вашингтон будет выглядеть очень женственно в платье с высоким воротником и с оборками. Парик у него уже есть. Кто заметит, что это робот? Но нет, нам приходится использовать настоящих людей, которые не слушаются, никогда не знают, где право, где лево, все время ждут пятнадцатиминутного перерыва, пристают с предложениями…

Обличительная речь режиссера затихла, когда Тони вышел в коридор, ведущий в оранжерею.

Эверетт знал, что звезды будут в трейлере в девять часов, поэтому уже собирался. Шерил складывала свой чемоданчик, готовясь, если понадобится, гримировать артистов прямо на съемочной площадке.

Тони оставалось только пригнать статистов.

Мурлыкать мелодию из фильма «Годы в седле» [12] было необязательно.

Когда почти вся толпа двинулась в нужном направлении, Тони ринулся через кухню, чтобы пресечь любое несанкционированное отклонение от маршрута.